Как живут российские дезертиры в эмиграции
Массовое дезертирство из российской армии – примета новой реальности, в которой Россия оказалась три года назад. Такое невозможно было представить до 24 февраля 2022 года. О травматичном военном опыте дезертиров рассказывает корреспондент Радио Свобода Андрей Новашов.
Photo: Pressfoto | Dreamstime.com
Каждый год – рекордный
Точной статистики по дезертировавшим из российской армии за последние три года нет, но о масштабе явления можно судить по косвенным данным. 27 декабря 2024 года «Медиазона» сообщила, что за 2024 год в российские военные суды поступили 10 308 уголовных дел об отказе от службы – почти вдвое больше, чем в 2023-м (5 517). Всего с начала войны таких уголовных дел — почти 16 тысяч, пишет Андрей Новашов.
В конце 2024 года проект «Хочу жить» опубликовал поименные списки почти 30 тысяч военнослужащих ВС РФ, которых их командиры или военная полиция объявили в розыск как дезертиров и самовольно оставивших часть (СОЧ). Более четверти из них – выходцы из Донецкой и Луганской областей. При этом указано, что списки неполные. В них только те, кто официально объявлен в розыск, а многих просто ловят и возвращают на передовую без оформления бумаг.
«Статистика по СОЧ и дезертирам начала бить рекорды в 2022 году. 2023 год побил рекорд 2022-го, а 2024-й – 2023-го. Тенденция очевидная – чёткий рост», – сказал военный аналитик Алексей Альшанский, сотрудничающий с организацией «Прощай, оружие».
Директор правозащитной группы «Гражданин. Армия. Право» Сергей Кривенко уточняет, что для тех, кто не желает участвовать в этой войне, помимо дезертирства есть и другие варианты. По мнению Кривенко, самая многочисленная группа – это те, кто пытается уволиться из армии по состоянию здоровья.
Ещё один путь – заявить о сознательном отказе воевать и попасть под суд. По словам Сергея Кривенко, пройти этим путём – «настоящее искусство». Нужно, чтобы, с одной стороны, не дали слишком большой срок, с другой, не получить условный, потому что это означает возвращение на фронт. Кроме того, во время следствия и в местах лишения свободы сознательных отказчиков нередко убеждают или просто заставляют снова подписать контракт с Минобороны.
В Украине для желающих сдаться в плен российских военнослужащих действует государственная программа «Хочу жить», но Сергей Кривенко говорит, что в плен чаще попадают всё-таки не по собственной воле. Кроме того, известны случаи нарушения прав российских военнопленных в украинском плену, хотя и характер, и количество таких нарушений не идут ни в какое сравнение с теми издевательствами, которым в российском плену подвергаются украинцы.
Подавляющая часть СОЧ и дезертиров, по мнению военного аналитика Алексея Альшанского, не эмигрирует, а скрывается в России. К такому выводу он пришёл сопоставив данные покинувших Россию с помощью организации «Идите лесом» с числом тех, кого за СОЧ или дезертирство судят или разыскивают. Алексей уверен, что в России дезертиры могут годами прятаться у знакомых или дальних родственников, как это делают подозреваемые и обвиняемые по другим статьям уголовного кодекса (УК).
Впрочем, и оказавшиеся за границей нередко скрывают, что были на войне, и живут на полулегальном положении. Больше всего их в Армении. Власти этой страны достаточно лояльно относятся к российским политэмигрантам и дезертирам.
«Здесь похищают людей»
Павел (имя изменено) оказался в Армении осенью прошлого года. Рассказывает, что два года прослужил в полевой реанимации, но потом его отправили на курсы младших офицеров.
«Отказаться было нельзя, иначе бы ‘обнулили’», – уточнил Павел.
После курсов штурмовой отряд под его командованием направили на выполнение боевой задачи, но Павел не стал даже боекомплект выдавать подчинённым. Как и другим дезертирам, согласившимся пообщаться, сбежать из России ему помогла организация «Идите лесом».
«В Армении я четыре месяца. Совсем один, — рассказывает Павел. — Пожалуй, главная моя проблема – невозможность получить медпомощь. Я по людям не стрелял, но два года провёл на передке, вытаскивал раненых. На одной из эвакуаций по нам хорошо так накидали. У меня куча контузий, только тяжёлых штук пять. И осколок в руке, который мне периодически вену рвёт, выкачиваю кровь шприцем. Не могу пойти к врачам, чтобы этот осколок вытащить, потому что это огнестрел – сразу сообщат в полицию. Можно получить медпомощь нелегально, но для этого нужны деньги, которых нет. Ещё одна проблема – я не могу в Армении легализоваться».
Павел рассказывает, что в октябре 2022 года в Москве полицейские подкинули ему наркотики и поставили перед выбором: либо едешь в родной город, где уже ждёт повестка о мобилизации, либо отправляешься в СИЗО. Выбрал первое. Говорит, что зря. По его словам, уголовное дело, которое угрожали сфабриковать, можно было развалить. Получать в Армении документы он не хочет — опасается, что армянские полицейские сообщат российским.
Официально из Армении в Россию политэмигрантов и дезертиров не экстрадируют, но как минимум двух человек, укрывшихся в этой стране, вывезли в Россию. Дмитрия Сетракова похитили в аэропорту, когда он, прилетев, проходил погранконтроль. Анатолий Щетинин, оставался на связи со своим командиром, и, не найдя в Армении источников существования, сам пришёл в российскую военную часть в Гюмри и сдался. Правозащитники не исключают, что Щетинин сделал свой выбор недобровольно.
По словам Павла, в Ереване его тоже пытались задержать.
«Здесь похищают людей. Три месяца назад ко мне на улице подошли два российских сотрудника военной полиции. Того, что был ближе, я ударил в лицо, он упал. Я убежал дворами», – говорит Павел.
Оказавшись за рубежом, он столкнулся с ещё одной проблемой, общей для большинства дезертиров. Это нищета. Прилетев, сразу купил сим-карту, и у него осталось, в пересчёте на рубли, 2 тысячи. Хостел стоил три тысячи в сутки. Договорился, что долг вернёт позже. Несмотря на ранения, выполнял тяжёлые задачи на стройке. Недавно нашёл работу, связанную с техническим обеспечением, в полулегальной компании. Там не требуют паспорт.
«Мутная контора», – признаётся дезертир.
На съём жилья сейчас хватает, но живёт он впроголодь. Надеется, что будут платить больше. Павел хотел бы уехать в ЕС и воссоединиться с женой и детьми. Обращался в Армении в Агентство ООН по делам беженцев, но безрезультатно.
«Мне там открытым текстом сказали: ‘Мы в Армении россиянам не помогаем в плане легализации’», – рассказывает собеседник.
Говорит, что до 2022 года он был аполитичен, но теперь решил помогать товарищам по несчастью и стал волонтёром Движения сознательных отказчиков (ДСО).
«Правозащитные организации пока очень инертны. Они способны работать стратегически, но оперативно, тактически сделать ничего не могут. Представительница ДСО в Армении помогла мне советами, морально поддержала. Стараюсь сделать что-то, чтобы ДСО работало эффективнее. Ребята там хорошие, но в основном ‘соевые’. Из того разряда, которые говорят: ‘Окажись я там, всех бы, кто гонит россиян в мясные штурмы, перестрелял!’ Да не перестрелял бы… Это люди, которые войну не видели, но сейчас, опираясь на их системный взгляд на проблему и на опыт таких, как я, надеюсь, мы к чему-нибудь хорошему придём», – говорит Павел.
«Мы – ‘враги народа’»
Михаил на момент разговора с Радио Свобода тоже находился в Армении, куда прилетел в июле прошлого года. В назначенный час он не ответил на звонок и ещё несколько дней не выходил на связь. Как рассказал позже, попал в Армении под арест.
«Армянские полицейские сообщили мне, что на меня из России поступил запрос. Я показал фотографию военника. Объяснил, что дезертир. Они сказали: ‘Мы проверим. Если это именно военные статьи – мы вас не экстрадируем’. Три дня просидел. Обращались вежливо, даже чаем с тортом угостили. Действительно, не выдали и сделали запрет на экстрадицию», – поведал Михаил.
Его история похожа на историю Павла. Он утверждает, что на войне был медиком, никого не убивал. Кроме того, Михаил с самого начала связался с украинской организацией «Хочу жить!» и передавал им информацию. Но сдаться в плен не получилось. В Армении он тоже взаимодействует с ДСО, но просит не называть его волонтёром.
Как и Павел, Михаил нуждается в медпомощи и не может её получить. Рассказывает, что в теле у него более 40 осколков. В российском госпитале их не извлекли, сказали: «Приживутся!» Михаил уверен, что российским врачам было плевать, потому что знали: на фронте он не выживет. Несколько осколков у Михаила в животе.
«Если они начнут двигаться не в ту сторону, я умру», – уточняет он.
Михаил говорит, что в Армении осколки бесплатно не извлекут. Кроме того, удалять их надо в несколько заходов. После каждой операции нужна реабилитация. У Михаила нет накоплений, чтобы после операций приходить в себя, не работать. Из-за ранений он не может заниматься физическим трудом. Работает на маркетплейсах – составляет карточки товаров. В месяц зарабатывает около 30 тысяч рублей, львиная доля уходит на оплату комнаты, на еду остаётся тысяч семь. Занимает деньги у знакомых. С родственниками не общается.
«Отчим – большой сторонник Путина и этой войны. Мать нейтральна. Не хочу с ней общаться, чтобы не подставлять», – признается он.
Михаил тоже не может легализоваться в Армении. Из всех документов у него только армянская соцкарта.
«Мне дают статус беженца в Европе. Но загранпаспорта нет. Чтобы оказаться в там, надо выбить транзитные документы – это долгий и сложный процесс. Во всех посольствах в Армении мне отказывают в предоставлении транзитных документов, отвечают, что в Армении безопасно, хотя в этой стране есть российская военная база, военная полиция и ФСБ», – говорит россиянин.
По словам Михаила, оказавшись за границей, он не получил существенной помощи и поддержки от правозащитных организаций.
«Дезертиры – самая бесправная категория эмигрантов. Нами никто не занимается. Мы же для большинства ‘плохие люди’ и ‘враги народа’, лучше помогать ЛГБТ-беженцам или айтишникам», – сетует он.
По подсчётам Михаила, в Армении около 500 российских дезертиров. Большинство из них молчат, что были на войне. Лично Михаил знает человек двадцать. Как минимум трое его знакомых дезертиров за последние полгода вернулись из Армении в Россию. Уезжают от безденежья, отсутствия медпомощи и перспектив.
«На самом деле таких, конечно, намного больше. Причём они даже не на военной базе в Гюмри сдались, просто купили билет на самолёт до Москвы. Несколько месяцев назад в Ереван прилетал из России мобилизованный или контрактник, который находился в отпуске. Возвращаться на фронт он не собирался, но посмотрел, как здесь живут дезертиры, и сказал: ‘Я лучше вернусь в Россию и в тюрьму сяду’. В Россию он прилетел пьяным. Отсидел несколько суток под арестом и пошёл догуливать отпуск. Что с ним было дальше, не знаю», – заключил Михаил.
«Желтый режим опасности»
Антон в Армении с ноября 2024 года. На вопрос, что будет дальше, отвечает: мол, привык планировать заранее, но сейчас не может сказать ничего определённого, и это его угнетает. Хотел бы уехать в ЕС, но не рискует оформлять загранпаспорт через консульство, потому что в России уже объявлен в розыск.
В 2021 году Антон подписал контракт вместо срочной службы. Когда началось полномасштабное вторжение, пытался его расторгнуть, но у начальства всякий раз находились отговорки. Летом минувшего года Антон первым обнаружил труп застрелившегося срочника, служившего в его части. По официальной версии, парень покончил с собой из-за семейных проблем. Антон не исключает, что срочника хотели отправить на фронт. Этот суицид пагубно сказался на состоянии Антона. Несколько недель он проходил обследование в психиатрическом отделении. Когда вернулся в часть, узнал, что за него подписали рапорт об отправке «в штурма». Антон дезертировал. Он не был собственно на фронте, проблем с физическим здоровьем у него нет, но психологическое состояние по-прежнему тяжёлое.
«Я обратился к онлайн-психиатру, она выписала транквилизаторы, которые я сейчас принимаю. Есть проблемы с поиском работы, с адаптацией. Любой информационный след – не в мою пользу. Нельзя светиться, открыто себя обозначать. Переписываюсь с оставшимися в России родственниками, которые меня поддерживают, а больше почти ни с кем и не общаюсь. В Армении есть российские спецслужбы, поэтому идёшь и оглядываешься, всё время на стрёме. Этот желтый режим опасности изматывает нервную систему», – делится Антон.
Он устроился на низкооплачиваемую работу, куда берут без опыта и образования. Денег едва хватает на самое необходимое.
Антон уверен, что эмигрировавшим дезертирам нужна в первую очередь безопасность.
«Настоящим преступникам помогать не надо, а остальным должны помочь правозащитные организации. Дайте нам шанс на жизнь», – просит Антон.
До линию фронта не доехал и Николай (напомним, что имена всех собеседников изменены). Дезертировав, он эмигрировал в одну из стран ближнего зарубежья. Попросил не уточнять, в какую именно. Рассказывает, что родители против его воли отдали его в военную академию, где контракты подписывают на втором курсе. В 2021 году, распределившись в военную часть, он хотел расторгнуть контракт, но начальство заявило, что нужно прослужить хотя бы год. Николай говорит, что это противозаконно, и он через суд добивался права уйти с военной службы, но безуспешно.
Дезертировать решился, когда его отправили в штурмовой полк. За границей столкнулся с недобросовестными работодателями. Сначала устроился в сервисный центр, где ремонтировал электронику (эту профессию он освоил ещё в России). Согласился на зарплату в два раза ниже, чем в РФ, но потом и эти деньги перестали платить. Устроился в общепит, но и там собственник хитрил. Сейчас у Николая уже третья работа. Он учёл негативный опыт и трудоустроился официально. Пока не обманывают.
Николай общается с несколькими дезертирами, но хочет забыть военную службу как страшный сон.
«Хочу начать жизнь с чистого листа. Хочу воссоединиться с женой, которая сейчас в России. Просто жить, работать. Купить автомобиль, доску для сёрфинга, и где-нибудь в Новой Зеландии покорять волны», – поделился планами Николай.
Он скептически относится к правозащитным организациям и в целом к сообществу релокантов. Говорит, что жизнь научила надеяться только на себя.
«Правозащитных и благотворительных организаций у нас, наверное, более пятидесяти. Но назовите хоть одну, которая могла бы сказать: ‘Мы ста дезертирам или больше помогли решить проблему с временным жильём, трудоустройством, легализацией в новой стране’. Такой организации нет», – констатирует Николай.
«Радует то, что не на войне»
Большое сообщество дезертиров есть и в Казахстане. Среди них – 28-летний Вячеслав, который в этой стране уже два года. До мобилизации он не интересовался политическими новостями. Когда началась мобилизация, был спокоен. Вячеслав работал в филиале «Газпрома», и в отделе кадров утверждали, что у всех работников есть бронь. Но оказалось, что ее нет.
«Если честно, я эту прямую трансляцию случайно включил, когда было объявление о СВО. Конечно, тогда были жуткие чувства, как такое может быть! Во время оккупации Крыма был в том возрасте, когда не осознавал происходящее. А в 2022-м стало страшно и непонятно, как вообще такое возможно. Но я ни на секунду не сомневался, что туда точно не пойду. Меня вызвали в 7 утра на работу. Подъехал мой начальник, мы пришли с ним вместе в отдел кадров. Мне там вручили повестку в присутствии трех лиц: моего начальника, начальницы отдела кадров и еще какой-то незнакомой женщины. Через два дня уехали на так называемую подготовку в Тюмень. Оттуда в январе 2023 года – в Донецк. Там я нашел водителя, который за 30 тысяч рублей отвез в Волгоград. Это был ближайший аэропорт, который еще работал на тот момент. Хорошо, что у меня был паспорт и гражданская одежда. Я там оставил абсолютно все обмундирование, автомат, боеприпасы. И покинул страну. Это было спонтанно. За час до этого мне сказали, на какую позицию буду заступать утром. Это была Макеевка. А эта позиция настолько невезучая, что оттуда еще никто из ребят не возвращался хотя бы ‘трехсотым’. То есть там стопроцентная смерть. Сразу понял, что я туда не пойду. Других вариантов у меня не было», – откровенничает Вячеслав.
По его словам, в соседних с Россией странах, куда перебрались отказники (в основном это Казахстан и Армения, потому что туда можно въехать по российским паспортам), есть свое комьюнити бежавших из российской армии. Он знает около 50 человек, которые прячутся сейчас там от войны. Сколько всего человек бежали из армии – Вячеслав даже представить не может.
«Из той же части, откуда бежал я, буквально в течение двух недель еще три человека сбежали и покинули страну. Как их судьба сложилась дальше, не знаю. Но таких много. Нам до последнего момента говорили, что поскольку мы мобилизованы, то будем на второй полосе — патрулировать улицы. Мол, на передовую нас никто не отправит. А потом нас запихнули в штурмовики на самые жесткие направления: Макеевка, Водяное, Первомайка. Не хватало настолько народу, что ребят-связистов молча передавали в бригады ‘ДНР’. Им там меняли должности со связистов на штурмовиков либо на пулеметчиков. И всё — сразу в бой. А они автомата даже в руках не держали ни во время срочной службы, ни во время переподготовки. Их там закрывали потом, не давали никуда ходить. Телефоны забирали, чтобы на связь не выходили, никакие видео не записывали. И там стояла охрана, пока вас не отправят уже в штурм», – делится Вячеслав.
Родственники, когда он вышел на связь, его поддержали. Никто Вячеслава предателем не считает. В ноябре 2023 года против него возбудили уголовное дело за дезертирство. К близким периодически наведывается военная полиция, бесконечно звонят им на работу.
«Находясь там, пообщавшись даже с местными людьми, понял одно: истины никто не знает. Что происходит, из-за чего происходит, зачем это все происходит? Ни у кого нет ответа. С ‘ДНРовцами’ провел несколько суток. Как человек, который никогда в жизни не интересовался политикой, решил узнать, как было на самом деле: действительно ли там русский язык запрещали, ущемляли их? Все как один говорят, что не было такого. А на вопрос, почему тогда вы воюете сейчас на стороне России, внятного ответа не получил. Сделал вывод, что просто из-за денег там стоят.
Естественно, мне нелегко. У меня уже мания преследования развивается. Открывая дверь, смотришь сначала, что на площадке никого. Заходя в подъезд или во двор, постоянно смотрю по сторонам; лифтом не пользуюсь. Работаю только там, где не нужны документы. Квартиру снимаю на чужое имя. Полностью стер цифровой след – не пользовался ни одним своим аккаунтом, картой, маркетплейсами; на автобусах и такси не езжу; на камерах лишний раз не свечусь; на улице стараюсь в медицинской маске ходить. Не пользуюсь какими-то сервисами доставки. Наслышался просто этих историй, когда силовики похищают дезертиров. Когда в апреле задержали Камиля Касимова (контрактник, который прожил год в Казахстане, а потом его передали РФ; в сентябре 2024 года суд в Омске приговорил его к шести годам лишения свободы за дезертирство. – Прим. Радио Свобода), у всех без исключения появился страх и стресс, что он можем быть следующими. Даже на какой-то момент подумали, что уже всё — силовики знают про каждого. И это просто дело времени, когда до тебя дойдет. Но потом все утихло. Мы думаем, что он просто скрывался очень плохо: был трудоустроен по своим же документам; квартиру, в которой он проживал вместе с братом, снимал в аренду тоже на свое имя», – говорит Вячеслав.
Сейчас он боится оставаться в странах СНГ, потому что, на его взгляд, в любой момент Казахстан, Армения или другая страна могут заключить с Россией договор об экстрадиции, и где тогда прятаться — он не знает. А постоянно скрываться и всю жизнь быть нелегалом не хочет. Но в октябре прошлого года шесть его знакомых дезертиров смогли уехать во Францию по временным визам, которые позволят им оставаться в стране на период рассмотрения их прошений об убежище. Это был прецедент. До этого ни одна страна Европы не принимала российских военных, отказывающихся воевать. Многие западные страны опасаются, что бывшие солдаты российской армии могут угрожать безопасности их стран или были причастными к военным преступлениям в Украине.
«У всех, кто не уехал, в этот момент просто второе дыхание открылось. Я тоже подал документы. Но пока сдвигов нет», – сетует Вячеслав.
Те, кто получил визы, нескольких месяцев проходили тщательную проверку на предмет «твердой и последовательной антивоенной позиции», прежде чем были допущены во Францию.
«Правозащитники мне говорили уже раза четыре, что ‘пару месяцев, и уедешь’. Боюсь, что если сейчас война закончится (дай Бог, конечно, чтобы она поскорее закончилась), то мне будет сложнее уехать куда-то. Европе будет не до нас. На мне уголовное дело без срока давности, поэтому в Россию не смогу вернуться. Уже два года я в подвешенном состоянии. Не знаю, где окажусь завтра. Но радует, что не там, не на войне. Многие из тех, с кем я был в Тюмени, погибли. Два месяца назад под Курском погиб и мой друг. Я общался с ребятами, которые до сих пор находятся там. Спрашивали про то, как уехать и как быть дальше: покидать страну или оставаться там. Сейчас это сделать сложнее. Так просто не покинешь даже Донецк. Там уже какие-то базы данных есть, без отпускного листа или больничного просто не выехать. Но если есть какая-то хотя бы малейшая возможность, конечно, оттуда лучше уезжать, а потом по ситуации действовать. Даже если есть буквально на дорогу и некому из родственников помочь, можно просто найти таких ребят, как мы, которые всегда помогут: кто-то приютит, кто-то денег подкинет, с работой посодействует».
«Дезертирство – достойный поступок»
Правозащитники, отвечая на вопросы Радио Свобода, перечисляют те же проблемы, что и сами дезертиры: трудности с получением медпомощи и легализации, безденежье. Отмечают, что большинство дезертиров не владеет профессиями, высокооплачиваемыми в новой стране или позволяющими зарабатывать дистанционно. Военный аналитик организации «Прощай, оружие» Алексей Альшанский говорит, что основная проблема российских дезертиров за рубежом – отсутствие загранпаспортов.
«По статистике, россияне очень не любят их оформлять. Процент загранпаспортов низкий и среди кадровых военных, и среди мобилизованных, которые в основном из регионов. Без загранпаспорта российский дезертир вынужден выбирать между тремя странами, куда можно въехать по внутреннему российскому: Казахстан, Кыргызстан и Армения. Беларусь мы вообще не рассматриваем. Кыргызстан – очень опасная страна. Там были ситуации, когда людей вывозили просто в багажниках. Казахстан тоже не совсем подходит. Кроме того, там ужесточили законодательство. Въехать туда можно только через общую границу с этой страной. В Казахстане был ряд похищений дезертиров, которых увозили на российскую военную базу в Приозёрск. И Казахстан после начала частичной мобилизации в России последовательно ужесточает миграционное законодательство. Люди с внутренними российскими паспортами испытывают всё больше проблем с легализацией», – пояснил Алексей Альшанский.
Армения не экстрадирует, но и в этой стране дезертир, не получивший в течение нескольких месяцев необходимых документов, превращается в нелегала.
«В Армении есть несколько случаев похищений. Сотрудники российской полиции работают на лоха. В Армении их распоряжения никакой юридической силы не имеют, но дезертиры зачем-то выполняют их команды и в итоге оказываются на российской военной базе в Гюмри. Про Казахстан я знаю больше. У нас был случай похищения в Астане. Прямо на выходе из отдела казахстанской полиции человека посадили в машину и увезли на российскую военную базу. И был случай нападения на человека. Его несколько дней пасли возле подъезда одни и те же люди и прямо в подъезде средь бела дня пытались похитить, но он оказался не робкого десятка и отбился от них. Это не про какие-то договорнячки между российскими и местными силовиками, а про российский беспредел», – заметил Алексей.
По его словам, дезертиры, испытывающие за границей психологические проблемы, не могут обратиться к первому попавшемуся специалисту и вообще не слишком доверяют окружающим.
«Среди местного населения много ватников. Об этом мне постоянно рассказывают дезертиры, оказавшиеся в Армении. Соответственно, эти люди боятся говорить, кто они. Когда тебе на каждом шагу рассказывают про любовь к Путину, ты не очень хочешь говорить, что отказался за этого Путина умирать. Это создаёт трудности в плане поиска работы, они чувствуют себя отщепенцами в чужой стране», – поясняет Альшанский.
С самого начала полномасштабного вторжения дезертиры были презираемы и провоенным сообществом, и антивоенным комьюнити, видящих во всех этих людях военных преступников и чуть ли ни агентов ФСБ. Это глупость. Нельзя всех их считать военными преступниками. У военного преступления есть чёткие критерии, уточняет Альшанский
Антивоенное комьюнити не принимало дезертиров, медиа о них не говорили. То есть освещались разные истории о них, но почти не было публикаций об их проблемах. У многих людей в голове каша: они вроде бы антивоенные, но дезертиров считают трусами и предателями. Широкое понимание, что дезертирство – это достойный поступок, и дезертирам нужно помогать, появилось буквально минувшим летом.
Вокруг «Ковчега» — организации, помогающей релокантам с антивоенной позицией и созданной политэмигрантами, — сейчас создается смешанное комьюнити, в котором есть и политактивисты, и дезертиры.
«Выбор между смертью и неизвестностью»
К организации «Прощай, оружие» Алексей Альшанский присоединился, когда это она уже существовала. Её в Казахстане создали сами дезертиры. Шестерым из них удалось добиться получения проездных документов во Францию, они работают над тем, чтобы в ЕС смогли уехать и другие.
«Когда парижская шестёрка получила возможность уехать из Казахстана и податься во Франции на политическое убежище, это был переломный момент. Другие дезертиры поняли, что у них есть какой-то маршрут, какая-то перспектива, – говорит пресс-секретарь антивоенного движения «Идите лесом» Иван Чувиляев.
Вам может быть интересно: главные новости Нью-Йорка, истории наших иммигрантов и полезные советы о жизни в Большом Яблоке – читайте все это на ForumDaily New York
«Идите лесом» занимается только эвакуацией дезертиров за рубеж. По мнению правозащитников из других организаций, такая концентрация на одной задаче делает работу эффективной. Иван Чувиляев предоставляет дезертирам контакты правозащитных организаций, которые оказывают помощь на месте. В Армении – это Ванадзорский офис Хельсинкской группы и «Общественного вердикта».
Как рассказывает Иван, из-за проблем за рубежом некоторые дезертиры действительно возвращаются в Россию в надежде получить небольшой срок и избегнуть фронта, но, по мнению правозащитника, это тупиковый путь.
«Не в интересах Министерства обороны и военной полиции их посадить. В их интересах, чтобы люди дальше выматывали свои кишки по Украине. Соответствующие статьи уголовного кодекса предусматривают от условного срока до 15 лет лишения свободы. Такой красивый разброс. Самое распространённое решение суда – условный срок. Делается это для того, чтобы возвращать людей на войну», – поясняет Иван.
И дезертиры, и правозащитники согласны в том, что трудности и отсутствие систематической помощи за рубежом могут заронить сомнения у колеблющихся, которые остаются на связи с бывшими сослуживцами, рискнувшими дезертировать. Но перспектива стать пушечным мясом, а для сознательных – оккупантами, перевешивает эти сомнения.
«Мы наблюдали большой рост числа дезертиров этой осенью. Выбор стоит не между покоем и беспокойством, а между смертью и неизвестностью. Лучше жить трудно, чем подыхать», – заключил Иван Чувиляев.
«Не хочу, чтобы ваша статья получилась про то, что нам за границей трудно, и дезертировать не надо. Наоборот, призываю всех дезертировать из российской армии, – резюмирует дезертир Николай, история которого изложена выше. – Да, будет тяжело, но это лучше, чем умереть как собака на этой бессмысленной войне. Не дайте сделать из себя рабов. Живите свободно».
Читайте также на ForumDaily:
Сбежавший из России офицер рассказал о ядерных запасах страны и о том, как их охраняют
Подписывайтесь на ForumDaily в Google NewsХотите больше важных и интересных новостей о жизни в США и иммиграции в Америку? — Поддержите нас донатом! А еще подписывайтесь на нашу страницу в Facebook. Выбирайте опцию «Приоритет в показе» — и читайте нас первыми. Кроме того, не забудьте оформить подписку на наш канал в Telegram и в Instagram— там много интересного. И присоединяйтесь к тысячам читателей ForumDaily New York — там вас ждет масса интересной и позитивной информации о жизни в мегаполисе.
Выбор редакции
