Непредсказуемость марафона

Шел тринадцатый день после вступления Америки в Великую войну. Вечер накануне марафона выдался душным и пасмурным. Оранжевые закаты подступили к городу. Их отсвет, мерцающий на весеннем океанском ветру, дополнял тревожную картину города, и без того наполненного самыми мрачными слухами.

О том, что готовится внезапная атака на Бостон, говорили не только обычные горожане: такое развитие событий не исключали и официальные лица. Влиятельная городская газета «Бостон дейли глоуб», в то время крупнейшая в стране, представила на первой полосе свой сценарий событий в день проведения марафона. По ее сведениям, в предстоящее утро в разных местах города произойдет серия жестоких диверсий и взрывов. Ближайший же к Европе американский порт в Бостоне, снабжающий союзников всем необходимым, включая оружие и военное снаряжение, станет лакомой целью для германских подводных лодок.
На морях и океанах еще доминировала Англия, но под водой безраздельно и безнаказанно господствовали немецкие субмарины. В марте 1917 года они потопили три американских торговых судна. Их гибель, совпавшая с известием о стремлении Германии заключить военный союз с Мексикой против США, вынудила президента Вудро Вильсона запросить согласие Конгресса на вступление страны в войну. До этого момента американский лидер не оставлял усилий выступить в качестве посредника-миротворца между противоборствующими сторонами, то есть повторить успешную миссию десятилетней давности Теодора Рузвельта, чье посредничество привело к окончанию русско-японской войны, а американского президента — к Нобелевской премии мира.
В тот же день, 6 апреля 1917 года, когда Конгресс объявил войну, немецкие «морские волки» потопили еще одно американское торговое судно, которое с грузом зерна шло из Бостона в Ливерпуль. Их легкой добычей стали и рыболовецкие суда уже в непосредственной близости от береговой линии Массачусетса — на океанское дно ушел целый отряд плавсредств около острова Нантакет. Неопознанный аэроплан, видимо с разведывательной целью, был замечен над военно-морской верфью в Портсмуте, находящейся невдалеке от Бостона. За день до старта три поста береговой охраны на Кейп-Коде, ответственные за восточные подходы к Бостону, зафиксировали орудийные залпы, которые в течение десяти минут были слышны в густом тумане Массачусетского залива. Тогда же у выходца из Германии, проживающего в бостонском предместье Мелрос, был обнаружен тайный склад оружия и динамита. Специальные агенты полиции были брошены на поиски других тайников с боеприпасами.
Точных сведений о действиях противника не было. Немецкой атаки ждали не со дня на день, а с часу на час. Все службы города были переведены на военный режим работы. Нельзя сказать, что в городе царил страх, но он все же, несомненно, присутствовал и диктовал свои правила. Гарвардский университет, а вслед за ним и все остальные высшие учебные заведения (раз уж сам Гарвард отступил) были вынуждены пойти на беспрецедентные меры: отменить никогда прежде не прерываемый традиционный весенний атлетический сезон…
Аналогичных действий ждали и от организаторов марафона — руководителей Бостонской атлетической ассоциации (БАА). Весь тот вечер накануне проведения марафона они решали его судьбу. Доводы о том, что победа американского спортсмена еще больше сплотит соотечественников, не работали. На такой успех рассчитывать не приходилось. В то время (и до конца 20-х годов) в стайерской гонке доминировали финские атлеты. В Бостон уже прибыли два лучших стайера тех лет: олимпийский чемпион 1912 года Ханнес Колемайнен и его вечный соперник Виллар Куронен. Вопрос, по мнению экспертов, состоял только в том, кто из этих двух «летающих финнов», как их тогда называли, одержит победу. С этим обстоятельством, однако, никто и не спорил. И не оно, к счастью, оказалось решающим. Главная мотивация состояла совсем в ином. После долгих споров организаторы приняли самое трудное решение из всех тех, какие им когда-либо доводилось принимать. Они решили, что, несмотря ни на какие угрозы, нельзя поддаться страху и уступать там, где нужно бороться. Только преодолев неожиданное испытание, марафон станет тем, чем он виделся его основателям два десятилетия назад — не просто соревнованием в беге на длинную дистанцию, а именно событием, роль которого не исчерпывается спортивными результатами длительного забега.
В утренние часы перед марафоном по пустынным улицам сновали только патрульные машины да телеги молочников. Легкий туман, затянувший землю, рассеялся. Синий звенящий холод, который, по свидетельству очевидцев, ночью спустился с небес, тоже ушел, и неожиданно показалось солнце. Ясное, чистое, ослепительное небо уходило за холмы к далекому Нью-Йорку, но атаки противника ожидали здесь.
Тем не менее в то утро 19 апреля 1917 года все мужчины (женщины к соревнованиям на длинные дистанции еще не допускались), заявленные на участие в соревновании, вышли на старт непредсказуемого марафона. Вдоль всей его трассы стали появляться первые зрители. Сначала их было немного, но через несколько миль участники долгой гонки бежали уже вдоль оживленных улиц. Болельщиков становилось все больше и больше, и в какой-то миг могло показаться, что их число множится. По разным оценкам, покорителей стайерской дистанции приветствовали от 150 тысяч до полумиллиона восторженных горожан.
Озабоченные безопасностью как участников пробега, так и зрителей, организаторы не сразу ощутили переломный момент драматичной гонки, когда нью-йоркский бегун Уильям Кеннеди около городка Нэтик обошел Куронена, а в районе Уэлсли сначала догнал, но потом и опередил Колемайнена. Обойдя всех фаворитов и не уступая уже своего лидерства, этот прежде малоизвестный спортсмен пришел к финишу первым. Ликованию всех многотысячных свидетелей той победы не было предела. Овации ликующих горожан как будто волнами прокатились от финишной прямой и были слышны далеко за пределами марафонской трассы. Они явились искренней данью мужеству и преданности своему делу всем сорока восьми спортсменам-любителям, освободившим город от замешательства, неуверенности и страха. Это было похоже на исцеление, а может быть, и на чудо, если этим словом можно назвать возвращение города к своей нормальной и привычной жизни.
Любопытно, что в начале той войны на вооружении кайзеровской Германии находилось сорок восемь подводных лодок — столько же, сколько спортсменов участвовало тогда в марафоне военного времени. В совпадении и странном сближении случайных цифр всегда есть своя таинственность и своя магия. Командиром одной из немецких подводных лодок был Мартин Нимеллер. Он оставил свой уникальный и непредсказуемый след в Бостоне. Этот след — не результат взрывной силы тяжелых снарядов, выпущенных из торпедного аппарата немецкой субмарины, а поразительный итог непростого и долгого пути моряка-подводника, ставшего пастором и проповедником протестантской церкви в гитлеровском Берлине. Его строки, написанные через двадцать лет после описанных здесь событий, надо думать, навсегда выбиты на камне перед входом в один из самых значимых мемориалов столицы Массачусетса:
«Когда нацисты пришли за коммунистами, я оставался безмолвным. Я не был коммунистом.
Когда они сажали социал-демократов, я промолчал. Я не был социал-демократом.
Когда они пришли за членами профсоюза, я не стал протестовать. Я не был членом профсоюза.
Когда они пришли за евреями, я не возмутился. Я не был евреем.
Когда они пришли за мной, не осталось никого, кто бы заступился за меня».

Свой след в Бостоне оставил не только командир немецкой подводной лодки. Своеобразным отголоском массовой тревоги во время забега 1917 года явились и взрывы на Бостонском марафоне, реально прогремевшие в другую эпоху, когда начинал свой разбег тринадцатый год уже следующего века.

Борис Липецкер