Куда пропадают выходцы из русскоязычного комьюнити: история одного исчезновения в Нью-Йорке

Владимир Кондратенко. Фото из личного архива семьи

С мая по ноябрь 2017 года сразу в пяти странах — США, Украине, Беларуси, Узбекистане и России — я снимала кино о русскоязычных иммигрантах, которые пропали без вести в США. Я не бывший коп или сыщик, я мама, жена, а еще журналист и документалист. Но я смогла установить судьбу 121 пропавшего без вести, 89 из которых оказались мертвы. Честно сказать, сама до сих пор не поняла, как это у меня получилось. Зато поняла, что этой проблемой в США почти никто не озабочен, что пропасть без вести легко, а вот найти человека — наоборот — нет, даже если он находился в Штатах легально, даже если его отпечатки пальцев есть в различных базах. Я могу лишь гадать, сколько их таких улетело в США за счастьем и растворилось в нашей огромной стране. Я могу лишь гадать, почему их судьбы мало кого интересует — в своем фильме, правда, я попыталась дать ответ на этот вопрос, но он не то чтобы поверхностный, но уж точно неполный… Пожалуй, лучше всего ситуацию отразит конкретная история. Например, Владимира Кондратенко из Гомеля, которого родные искали 15 лет. Я нашла его через 4 года после того, как впервые услышала о нем.

Я никогда не была с ним знакома лично. И не могла быть — он погиб в Нью-Йорке ровно за 8 лет до того, как туда переехала я. До этого он жил в Гомеле, а я в Москве. Когда он служил в Афганистане, я училась в сибирской глуши… Наши пути не могли пересечься. Но так получилось, что именно я нашла его через 15 лет после того, как он пропал без вести. И первое, что сказала, увидев его имя в списке, погибших, было: “Здравствуй. Я искала тебя 4 года”. Не знаю почему именно эта фраза вырвалась у меня и почему на “ты”… Наверное, потому, что за эти годы он стал мне родным. Наверное, потому, что его исчезновение изменило и мою жизнь тоже.

“Где ты, сынок?”

Сухие строчки протокола: “Неизвестный белый мужчина найден мертвым на стоянке супермаркета “….”. Документов при себе не обнаружено. На вид 40-45 лет…” — за ними не смерть, за ними — жизнь, а еще трагедия одной семьи и множество вопросов, на которые уже никто и никогда не ответит.

Его звали Владимир Павлович Кондратенко. Он родился 23 августа 1967 года в Гомеле (Беларусь). Второй и долгожданный сын — гордость и радость семьи. Сначала у него все было, как у всех — окончил школу и пошел в армию. Служить, правда, пришлось далеко не как всем — попал в Афганистан, был контужен, что сказалось на здоровье. Вернулся из армии, женился на любимой девушке по имени Елена, вскоре родилась дочка Вика. Фотографии на фоне ковра и невзрачных обоев, шашлыки на даче, мотоцикл во дворе — снова все, как у всех. Хотя и тут с небольшим отличием — все годы брака супруги Кондратенко жили в ожидании вызова от родителей Елены, которые давным-давно уехали в США и делали все, чтобы воссоединиться с единственной дочерью. Вызов пришел в начале 2000 года, почти через 10 лет ожидания. К этому времени Лена и Володя успели развестись… Но документы были готовы на обоих, и они оба полетели в США — разными рейсами и в разные дни, чтобы уж точно не пересечься. При этом оба выбрали Нью-Йорк и Бруклин — у Елены именно там жили родители, а Владимир хотел быть поближе к дочери, которой тогда было девять.

Владимир Кондратенко с семьей. Фото из личного архива семьи

Июль 2000 года. Бруклин, Нью-Йорк. Володя получи грин-карту, SSN, снял комнату и устроился на работу на мебельную фабрику — так много событий для жаркого и душного месяца. Но суета первых дней прошла и дальше пошло все, как у всех — весь день на работе, вечером домой, на выходных позвонить маме, отнести белье в стирку, купить продукты… И тоска, будь она неладна. С бывшей женой отношения далеки от идеала, потому и дочь отдалилась, друзья остались в Беларуси… Постепенно свыкся, стерпелся, привык и полюбил. Пройдет совсем немного времени, и вот уже Володя шлет маме Лидии Арсентьевне фотографии, где радостно позирует на фоне достопримечательностей Нью-Йорка. Она рассматривает их долгими одинокими вечерами — ее муж умер, внезапно от остановки сердца скончался старший сын, одна внучка в США, вторая выросла и тоже уехала. От большой семьи Кондратенко в Гомеле остались две могилы, да она…

— Я говорила ему — сыночек, я одна, отца нет, брата нет, ты бы вернулся… А он сказал: мама, а мне тут хорошо. Ну, я и перестала просить, — рассказывает Лидия Арсентьевна в моем фильме. Она говорит и смотрит как будто бы в никуда и как будто бы ничего не видящими глазами.

Мы снимали ее в июле 2017 года. К тому времени я искала Володю уже пятый год. Лидия Арсентьевна плакала на камеру в Гомеле, я плакала по другую сторону океана, когда отсматривала видео с ней: “Где ты, сынок? Где? Я боюсь не дождаться тебя!”.

Ни я и ни она не догадывались даже, что я найду Володю ровно через два дня после того, как мы запишем это интервью со слезами. Я обнаружу его фамилию в списках мертвых и 3 следующих дня не буду спать, не зная, как сообщить об этом его родным, которые и мне стали близкими людьми.

Потерял память или потерял себя?

Свой первый документальный фильм в США я сняла благодаря таким, как Володя — тем, кого никогда не встречала и уже не встречу. Я сняла его благодаря их родным. Это долгая и печальная история о выходцах из бывшего СССР, которые пропали в США в разное время, начиная с 90-х годов прошлого века. Она не появилась бы на свет, если бы не множество совпадений и нелепых случайностей — тут невольно поверишь в судьбу. Каждый мой герой пришел в мою жизнь из ниоткуда и случайно, и каждый изменил её навсегда.

Я никогда раньше не искала пропавших без вести, никогда не проводила дни и ночи в архиве — я вообще холерик, и усидеть на одном месте могу с большим трудом. Все изменилось апрельским вечером 2013 года, когда я, лениво пролистывая ленту на сайте “Одноклассники”, наткнулась на статус Володиной двоюродной сестры — Оксаны О. Хотя это обращение до сих пор “висит” на ее странице и сегодня у него почти 250 тысяч “классов” и больше тринадцати тысяч перепостов, раскрывать фамилию Оксаны я не считаю нужным. Пусть судьба Володи уже 4 месяца как установлена, пусть посетители сайта почем зря продолжают делиться своими предположениями о том — куда же пропал бывший афганец, я не хочу, чтобы Оксану тревожили лишний раз еще и из-за меня. Оставила ли она этот статус на память о кузене, нет ли у нее времени или сил удалить его — не мое это дело.

“Друзья, обратите внимание!!!! Это мой брат Владимир Кондратенко. В 2002 году он пропал без вести в Америке, в г. Бруклине. Ставьте побольше «классов», может, кто-нибудь его узнает. Передача «Жди меня» нам пока не помогла найти его. После службы в Афганистане у него были провалы в памяти…”, написано в том обращении.

Владимир Кондратенко. Фото из личного архива семьи

Четыре с лишним года назад редактор во мне пересилил человека, и в отзывах под статусом я сначала написала, мол, Бруклин — это не город, а боро, но если буду в том районе, спрошу. Оксана отозвалась. Слово за слово и мы начали общаться.

Я не собиралась искать Володю. Точнее так — я была уверена, что не стоит и начинать, ведь я не найду его. Во-первых, слишком много времени прошло, во-вторых, кто я? Детектив? Нет. Бывший полицейский, который не растерял навыки? Нет. Я многодетная мама, жена, журналист. Я, в конце концов, иммигрант, который в минуты волнения все еще забывает слова на английском.

— Я напишу о Володе статью в местную газету, может, кто-то отзовется, — пообещала я тогда родным Володи. И сдержала слово.

После того как заметка о Володе была опубликована в газете “Русский базар”, я почти 4 года проверяла отклики на нее на сайте издания — ведь “….базар” достаточно популярен в русскоязычной общине. “Ну кто-то же его видел, кто-то его знал!, — думала я. — Ну не мог человек исчезнуть без следа!». Оказывается, мог, и еще как.

Те читатели, что отозвались, прислали в редакцию данные других Владимиров Кондратенко — это были тезки, не наш Володя. Я перепроверила все по несколько раз — нет, он не уезжал во Флориду, нет, он не менял адрес в Бруклине, нет, это был не он. Значит, мертв? Но почему никто не сообщил об этом семье? Могу понять, когда нелегал пересекает границу с США через пустыню — ни тебе отпечатков пальцев в базах, никаких других данных. Но ведь он был легален, с документами. Почему же не сообщили? Значит, жив? И как моя интуиция ни подсказывала мне, что такого быть не может, я начала искать его среди живых. Не хотела, но начала — слишком уж зацепил меня разговор с его мамой.

— Лидия Арсентьевна, а вот так взять и пропасть! — это в его характере? Бывало ли такое раньше? — помню, спросила в нашем первом разговоре.

— Нет! Характер не тот… Веселый, отзывчивый парень, добрый очень. Потом он знал, что я совсем одна… Володя не мог. Я вот чувствую, что что-то случилось, но что — не знаю! Может, память потерял?

У меня небольшой опыт, как у поисковика. Возможно, где-то есть те, кто действительно потерял память и потому не возвращаются домой. Я же нашла живыми 32 человека: некоторых из них доживают свои дни на улице, кто-то живет в приютах США, а кто-то просто живет и не хочет видеть никого из своей прежней доамериканской жизни. И ни один из них никогда не терял память. Но вопрос этот за последние полгода я слышала чаще, чем “Как дела?”. Родные пропавших без вести, как один, твердили мне о полной или частичной амнезии.

Подумав, я разделила страницу по Володе на три части:

• Мертв.
• Стал бездомным и асоциальным, пьет, его не волнует ни мать, ни дочь.
• Просто не хочет общаться — обиделся или начал новую жизнь с чистого листа.

А потом, скрепя сердце, сделала пометку “возможная потеря памяти”. Кстати, из всех тех, кого я искала, у Володи все-таки была на это причина — последствия контузии могли дать о себе знать.

Истина где-то рядом

Володя исчез менее чем через 2 года после своего переезда в США. В конце февраля 2002 года он позвонил маме в последний раз. Сказал, что пришлет денег отцу на памятник, потом связь прервалась. Как оказалось, навсегда. Я начала искать его летом 2013 года. Понимала, что напрасно, но первым делом все-таки проверила адрес, где он жил. За это время там сменились не только жильцы, но и владельцы здания. Никто ничего не помнил и не знал. По фотографии его не опознали. Но одна пожилая женщина припомнила, что как-то давно тут выкинули на улицу много вещей и среди них — множество фотографий. Ветер развернул фотоальбом и вывернул все его содержимое наружу, снимки долго носило по улице… Это хозяин квартиры, где Володя снимал комнату, не позвонил в полицию, чтобы сообщить о том, что его жилец исчез, а просто вынес его нехитрый скарб и заселил новых жильцов.

И это важный момент, который касается всех без исключения пропавших без вести в моем ли фильме или вообще вокруг нас. Когда люди говорят об исчезнувших, они частенько добавляют слово “мистически”: “Он мистически исчез, не оставив и следа…”. А ведь никакой таинственности в этом нет. Как и ничего сверхъестественного. Никого из пропавших не унесли инопланетяне, никто из них не провалился в дыру в земле и не попал в другое измерение. Все они где-то тут. А пропали или не могут быть найдены только потому, что существует наплевательское отношение друг к другу, вот как эти выкинутые на улицу вещи. Есть непрофессионализм, есть не до конца или некачественно сделанная работа, если мы говорим о полиции или о бюро судмедэкспертизы, которое, кстати, сыграло немаловажную роль и в истории с Володей, и многих моих других героев. Есть невнимательность и безразличие. Именно поэтому люди пропадают навсегда. Да, некоторые случаи выглядят настолько странно, что, кажется, иначе как проделками ведьмы это не объяснить.

На самом деле, люди исчезают потому, что погибают, потому что их похищают, потому что они хотят исчезнуть… Тела не находят потому, что они могут быть на дне морском, человека могут похоронить по ошибке под чужим именем или вообще без него, как непознанного… Работая над фильмом, я размотала клубок из человеческих ошибок, непрофессионализма и недоделанной работы, а не клубок из мистических совпадений, таинственных ситуаций и чудесных воскрешений из мертвых. Увы и ах, как бы кому-то ни хотелось верить во что-то менее житейское.

Ни жив ни мёртв

После проверки места жительства Володи я вернулась домой и зарегистрировалась как волонтер на сайте www.namUs.gov. В США существует большая проблема с базами по пропавшим без вести и найденным телам. В каждом штате свои сайты, свои данные и базы, плюс есть сайты от волонтеров. В итоге сайтов и информации столько, что голова идет кругом. Сайт www.namUs.gov — это пока единственная попытка собрать всю информацию по пропавшим и найденным по всем штатам воедино. К нему все еще много вопросов и претензий, на нем много устаревшей информации, но все-таки это лучший вариант из всего, что есть сейчас в США. Доступ ко многим базам там от волонтеров закрыт, ими могут пользоваться только полицейские, сотрудники ФБР или бюро судмедэкспертизы. Но и добровольный помощник может там быть полезным. Я отправила туда данные Володи, и его внесли в базу пропавших без вести. Потом я просмотрела их базу по неопознанным телам, сделала это по всем штатам — кто его знает… Володи не было и там.

Владимир Кондратенко. Фото из личного архива семьи

Я не надеялась на чью-то помощь, не знала, с чего начинать, но почему-то когда данные Володи появились на том самом сайте, почувствовала — я найду его. Помню, как 4 года назад позвонила Вике узнать, что ей сказали в полиции, и самонадеянно повторила то же самое — я найду его. Виктория долгое время не могла начать поиски. Она была маленькой, когда он пропал, а когда выросла и пошла в полицию, то услышала, что прошло слишком много времени и смысла искать уже нет. Бывшая жена давно вышла замуж второй раз и поисками не занималась — зачем?

Лидия Арсентьевна тоже сделала, что смогла. А могла она немного… Отправила запрос в программу “Жди меня” аж 3 раза. Так и не дождавшись ответа, они с Оксаной позвонили туда — 20 минут на линии в ожидании оператора, а потом звонок оборвался. Звонить туда еще у них не хватало средств, ведь это международное соединение, и они перестали. Полететь в США они не могли, да и не видели смысла — занять денег, прилететь, чтобы что? Подать заявления в полицию? Без знания английского и средств они были обречены только на то, чтобы ждать, плакать и молиться.

Следующим моим шагом стал опрос — я показала фотографии Володи прихожанам в крошечной церквушке на Брайтоне. Когда настоятелем этой церкви был отец Вадим, то при ней даже жили бездомные, которым было некуда пойти. Отец Вадим давно не настоятель, но по-прежнему 2 раза в неделю кормит горячей едой всех тех, кто в эмиграции потерял себя, кого переезд перемолол и не сделал сильнее. Это отдельная история, заслуживающая отдельного фильма. Главное, что он и его прихожане знают многих бездомных.

Самое ужасное, что многие тогда Володю по фото опознали. Его опознавали и позже — и в 2014, и даже в начале 2017 года, когда он был уже 14 лет как мертв… Теперь я знаю, когда проводишь опрос, нельзя спрашивать — видели ли вы этого человека? Надо формулировать вопрос иначе. Я не знаю почему, что это за особенность людской психологии, но 90% опрашиваемых (если не больше) обязательно узнают того, кто на фотографии. Их память услужливо подскажет им, что этого человека они видели на службе в церкви, или где-то на улице. А скажи, что он пропал без вести, и их воображение тут же услужливо нарисует им самые разные истории — а не он ли каждый день просит деньги около метро? А это не он ли был в новостях — бездомный, но выиграл сто тысяч долларов в лотерею?

И так далее, далее, далее. Ужасно это было потому, что их ответы вселили в меня и родных Володи надежду. Люди говорили с такой уверенностью, что я в какой-то момент даже рассердилась на Володю — ну как так можно??? Мать извелась, а он в церкви на службу ходит, а ей не звонит и не пишет, как?

Опознавшие Володю отправили меня в клуб к бывшим афганцам. Потом я вышла на тех, кто занимается вольной борьбой — кто-то “видел” его и там. Потом под тем самым статусом Оксаны появилась какая-то женщина, которая утверждала, что она работала охранником в Coney Island hospital и потому, якобы, проверила базу госпиталя и увидела, что Володя бывал там почти 30 раз Я терпеливо проверяла все наводки. Но Володи нигде не было.

“Я искала тебя четыре года…”

Решение снять о моих поисках фильм пришло ко мне неожиданно. На самом деле, кроме истории семьи Кондратенко, была у меня еще одна. Еще в 2001 году я познакомилась с семьей Тетериных из Москвы. Их старший брат и сын Анатолий Тетерин тоже пропал без следа в Нью-Йорке в начале 90-х. Но в этой истории я совсем не знала, с какой стороны начать поиск. Данных было недостаточно, времени прошло слишком много… В мае 2017 года я решила снять короткометражку не столько о Владимире и Анатолии, сколько об их семьях, о родителях, дети которых улетели в Нью-Йорк за счастьем и исчезли на пике того счастья. Слишком много эмоций накопилось во мне за это время.

Я приступила к съемкам на следующий день после того как у меня закончился семестр в колледже. Наняла оператора в Гомеле, наняла оператора в Москве. Они должны были записать интервью с семьями Владимира и Анатолия. Сама, тем временем, решила поработать с архивами еще раз — глубже и тщательнее. Еще раз просмотрела базу по неопознанным телам, просмотрела фотографии трупов, внимательно прочитала описания тех, кто подходил по возрасту и цвету кожи. Еще раз пробежала по Брайтону, выискивая среди бездомных моих героев, еще раз обратилась в главный офис департамента по работе с бездомными. Еще раз просмотрела базу с невостребованными телами, которые уже были захоронены в братской могиле на одном из кладбищ в Бронксе.

Я не знаю, что снизошло на меня в тот день. Но я решила поискать своих героев в той базе не по фамилиям, а только по именам. Анатолий там оказался один, он не подходил ни по возрасту, ни по дате — был мертв в тот момент, когда мой Анатолий Тетерин, был еще жив и здоров.

Владимиров в базе оказалось больше — 12 человек. Я пробежала уже знакомый список глазами. И вдруг сердце мое гулко застучало и ухнуло куда-то вниз. 14 апреля 2003 года на Брайтоне был обнаружен мертвым некий Владимир Киндретенко, 45 лет. Я позвонила в специальный департамент мэрии, который помогает разрешать такие вопросы, представилась, сказала, что думаю, что это мой дальний родственник и попросила уточнить фамилию, мол, у нас в комьюнити таких попросту не бывает. Не знаю, как в других штатах, но в штате Нью-Йорк, где живу я, смерть не является конфиденциальной информацией. Тут сложно получить свидетельство о смерти, если ты не родственник усопшего, но информация о смерти есть в открытом доступе, поэтому мне не отказали.

— Подождите, я открою оригинал, — попросили меня на другом конце провода. Уже через минуту женщина вернулась ко мне с вопросом: — А бывает такая фамилия, как Кандатенко?

— Нет, устало ответила я, это как Родригез — если вы увидите Фодригез, вы сразу поймете, что это описка. Он Кондратенко…

— Я вышлю вам оригинал записи, диктуйте почту.

Владимир Кондратенко. Фото из личного архива семьи

Так я получила оригинал документа о регистрации трупа, где красивым почерком было написано — Kondratenko Vladimir. Наверное, час я просидела, глядя на эту запись — все кончено, он мертв. Ну, здравствуй, Володя. Я искала тебя 4 года… А не могла найти, потому что: а) эту базу запустили позже, когда я уже вовсю искала Владимира, б) когда я до нее добралась, то проверяла по фамилии, которую записали с ошибкой.

На момент смерти Володе было 35, то есть возраст тоже написали неверно. Родные увидели в этом надежду — не наш! Я увидела в этом лишь очередную ошибку — все кончено. Лидия Арсентьевна потеряла и второго сына тоже.

Документ, подтверждающий смерть Владимира Кондратенко.

Я помню, как написала об этом Оксане, мы созвонились в Скайпе, и она долго требовала доказательств, что это он. А у меня за душой не было ничего, кроме собственного ощущения — он. Но почему никому не сообщили? — спрашивала Оксана, а я не знала, что сказать. Потом я позвонила Вике и сказала, что нашла его. “Хорошо, спасибо”, — ответила она и положила трубку. Через 2 часа она перезвонила, и завалила меня вопросами — первый шок прошел, и она смогла говорить.

Долгая дорога домой

С момента, когда был найден Володя, словно открылся какой-то шлюз, как будто прорвало информационную плотину — меня накрыло волной из историй о пропавших в США выходцах из бывшего СССР.

И мой фильм из скромной короткометражки о двух семьях превратился в 75-минутную историю из боли и слез, главное место в которой отведено одной проблеме: семьям погибших иностранных граждан, даже при условии, что человек был легален в стране, не сообщают о том, что найдено его тело. Этим по закону должны заниматься сотрудники Office of chief medical examiner. В их документах должно быть отмечено не просто, что информация о смерти человека донесена до родных, но и кому и когда звонили, указаны номера телефонов и прочая информация. Они должны были звонить. Но не звонили.

Вот взять того же Володю — он был опознан почти сразу — дантистом по рентгену зубов. Отпечатки пальцев, все данные от ФИО до места рождения и SSN — у полиции было все. В итоге он был похоронен как невостребованный через две недели после того, как умер прекрасным апрельским днем около одного из супермаркетов в русскоязычной части Бруклина. И знаете сколько таких Володей? Сотни… Не все проживали в США легально, но все были с именами и фамилиями, однако так и сгинули для родных в никуда лишь по одной простой причине — никто не позвонил их родным, никто не поставил в известность посольства. Почему? Я не знаю. Но об этом говорю в моем фильме.

Анатолия Тетерина я так и не нашла. Его судьба, как и еще трех человек, осталась нерешенной загадкой. Буду ли я продолжать искать их и дальше? Пока не решила. Слишком тяжело эмоционально это делать.

Вика и Лена опознали отца и бывшего мужа его по посмертным фото. Сделать это оказалось нетрудно — на снимках он был такой же, как когда-то в жизни, только не улыбался.

Владимир Кондратенко с семьей. Фото из личного архива семьи

Я не знаю, как Володя провел этот год — с конца февраля 2002, когда связался с мамой в последний раз, и по апрель 2003, когда был найден мертвым. Я не знаю, почему он ни разу не позвонил ей в течение этого времени, куда пропали деньги, отложенные отцу на памятник, где он жил все это время… Вопросов больше, чем ответов. Но знаю, что совсем скоро прах Володи, запаянный в металлическую урну, полетит через океан из огромного Нью-Йорка в крошечный Гомель. Знаю, что Володина мама не плачет в пустоту, теперь она оплакивает. И по ее собственным словам оплакивать оказалось даже легче, чем жить 15 лет, гадая, куда исчез сын.

Вслед за Володей полетят по бывшим республикам СССР останки и других пропавших без вести. Кто-то, после того, как мы его нашли, позвонил своим родителям. Кто-то наоборот запретил нам сообщать, что жив, и давать координаты. У каждой истории — свой финал. Каждую я прожила от и до. Но лишь Володе сказала — “Здравствуй”. Лишь ему теперь говорю: “Прощай, Володя. Я буду помнить тебя всегда”.

Читайте также на ForumDaily:

В Бруклине открыли приют для русскоязычных бездомных

10 причин не переезжать в США

В Нью-Йорке выходцы из СССР заработали на мошенничестве со страховками $146 млн

Для кого иммиграция в США может стать роковой ошибкой

О чем стыдливо умалчивают все эмигранты

Хотите больше важных и интересных новостей о жизни в США и иммиграции в Америку? — Поддержите нас донатом! А еще подписывайтесь на нашу страницу в Facebook. Выбирайте опцию «Приоритет в показе» —  и читайте нас первыми. Кроме того, не забудьте оформить подписку на наш канал в Telegram  и в Instagram— там много интересного. И присоединяйтесь к тысячам читателей ForumDaily New York — там вас ждет масса интересной и позитивной информации о жизни в мегаполисе.