Aндрей Грицман: «В Израиле я ощущаю себя Дома»

Андрей Грицман занимает особенное место не только в русской поэзии (чтобы еще точнее: в поэзии на русском языке), но и в русскоязычном литературном процессе, давно уже ставшем всемирным. При этом, Андрей не только пишет стихи и эссе, издает журнал и работает в жюри поэтических конкурсов, он работает врачом, то есть живет реальной жизнью, участвуя в исцелении людей, являя собой один из редчайших примеров поэта, независимого (насколько это вообще возможно) от упомянутого литпроцесса. Будучи отъявленным сионистом, я прощаю Андрею, одному из немногих, даже то, что он до сих пор живет не в Иерусалиме, а на другом краю земли. Хорошие люди, как сказал другой мой давний товарищ, нужны и в Чикаго. А в Нью-Йорке – тем более.
Игорь Бяльский

Андрей Юрьевич Грицман — поэт, эссеист, главный редактор и издатель международного журнала «Интерпоэзия». Родился в 1947 г. в Москве в семье врачей. Окончил Первый медицинский институт им. Сеченова в Москве. С 1981 г. живёт в США, работает врачом-онкологом. Пишет по-русски и по-английски. В 1998 г. закончил программу литературного факультета Университета Вермонта и получил степень магистра по американской поэзии. Публикуется в России в журналах «Октябрь», «Новый мир», «Арион», «Вестник Европы», “Сибирские огни”, «Новая Юность», на сайтах «Вавилон», «Сетевая Словесность»; за рубежом: «Новый журнал», «СЛОВО-WORD», «Иерусалимский журнал», «Зарубежные записки», «Крещатик» (Германия) и др.
Стихи Андрея Грицмана включены в антологию русской зарубежной поэзии «Освобождённый Улисс», в англоязычные антологии «Crossing Centuries» (New Russian Poetry), «Voices from the Frost Place», «Modern Poetry in Translation» (UK). Он вляется основателем и главным редактором антологии «Stranger at Home. American Poetry with an Accent» (Чужой дома. Американская поэзия «с акцентом»). Поэзия и эссеистика А. Грицмана на английском языке печатается в американской, британской, ирландской, новозеландской периодике: «Richmond Review» (London, UK), «Manhattan Review», «New Orleans Review», «Notre Dame Review», «Denver Quarterly».
Член Российского и Американского ПЕН-клуба, в 2005 г. вошел в шорт-лист премии по поэзии Американского ПЕН-Клуба; несколько раз был номинирован на премию по литературе «Pushcart Prize». Стихи А. Грицмана переведены на несколько европейских языков.

С поэтом Андреем Грицманом беседовала Рахель Гедрич

— Андрей Юрьевич, недавно в Центральной библиотеке Бруклина состоялся поэтический вечер и церемония празднования десятилетнего юбилея международного литературного журнала «Интерпоэзия». Каким Вы видите своё детище?

Я начинал издавать журнал в тот период, когда в диаспоре не было поэтических журналов западного формата. Первые несколько лет издание было двуязычным. В 1996 году появился международный литературный интернет-проект «Журнальный Зал», куда мы вошли в качестве независимого поэтического журнала. Теперь «Интерпоэзия» издаётся только на русском языке. Я стараюсь сделать качественное и элитное поэтическое издание, без клановости и компанейства. Кроме широко представленных своими публикациями поэтов эмиграции, мы публикуем и российских авторов. А в начале 2015 года у нас выйдет интересная подборка из ведущих израильских поэтов. В ней будут представлены стихи Рафаэля Шустеровича, Сергея Никольского, Семёна Крайтмана и Виктории Райхер.

— Решение о выборе авторов для публикации является Вашим личным решением или оно коллегиально? Какими критериями Вы руководствуетесь?

Единственным критерием для меня является живое слово. Ни именитость авторов, ни концептуальность стихов обязательным условием для публикации не являются. Koнечно, в «Интерпоэзии» представлены современные классики, выдающиеся поэты. Но мне интересно находить и выводить к читателю новые достойные имена. Среди наиболее ярких «находок» могу с гордостью назвать молодых современных поэтов: Наталья Резник (США), Михаэль Шерб (Германия), Виталий Науменко (Иркутск-Москва) и других. Тоталитарной системы в нашем издании удалось избежать – я организовал команду толковых людей, единомышленников. Это ответственный секретарь издания – московский поэт Вадим Муратханов, редакторы – поэт, классик Лариса Щиголь (Мюнхен), обладающая серьёзным опытом литературной редактуры, она основала и выпускала журнал «Зарубежные записки» вместе с поэтом Даниилом Чкония; оригинальнейший поэт и прекрасный редактор Наталья Резник (Колорадо) и опытный рецензент и эссеист, тонкий поэт Марина Гарбер (Люксембург).

Новых интересных авторов зачастую находят и рекомендуют члены нашего редакционного совета — поэты Игорь Бяльский, Владимир Гандельсман, Юлий Гуголев, Владимир Друк, Бахыт Кенжеев, Виталий Науменко, Владимир Салимон, Александр Стесин и Алексей Цветков. Замечательные переводчики Александр Вейцман и Григорий Стариковский хорошо ориентируются в сложной области творческих переводов.

— «Интерпоэзия» — отлично зарекомендовавшее себя и динамично развивающееся издание. Вы не боитесь творческих экспериментов и сложных решений, не так ли?

Я не гонюсь за концептуальностью, но приветствую творческие эксперименты. Я считаю такие публикации достойными читательского внимания. Интересны опыты последних лет постоянного автора, поэта Владимира Друка. В журнале представлены также «король перформанса» Андрей Родионов, русские американские поэтессы – Ирина Машинская, Катя Капович, Юлия Кунина. Серьёзную дискуссию вызвала публикация стихов Веры Полозковой, которую в России незаслуженно сочли представителем «безвкусного поп-арта» — я считаю её талантливым автором, её стихи интересно читать. Недавно прислал свою новую подборку экспериментальных стихов москвич, известный поэт Григорий Кружков.

— Андрей Юрьевич, в своих эссе «Поэт в межкультурном пространстве», «Поэт в диаспоре» и «Поэзия с акцентом» Вы пишете о динамике творческого процесса и роли поэта в обществе. Существует ли четкая грань между поэтами, представляющими национальную культуру и «космополитами», как Вы называете «постакмеистами»?

Для большинства современных авторов российской диаспоры творчество – это не плач по потерянному дому, а, более или менее, болезненная попытка найти новый. Для многих писателей, покинувших Советский Союз в период третьей эмиграции (1970-2000), данный процесс, на самом деле, стал не эмиграцией или ссылкой, а скорее, переселением в Диаспору и попыткой начать новую жизнь на новом месте обитания, а значит, и творчества. Безусловно, это процесс созидания. Предтечей поэзии современной диаспоры, по моему мнению, является акмеизм, сыгравший огромную роль как идея слияния русской культуры с мировой, а именно – с западной иудео-христианской. «Постакмеизм» – явление, когда тоска по мировой культуре накатывает не извне, не издалека, а изнутри, из долины культуры, окруженной все ещё яснеющими холмами с электронным заревом случайного мегаполиса на темнеющем горизонте.» Если хотите – это проявление «виртуальной глобализации». Это путь к спасению для художника в межкультурном пространстве, как поиск общей основы, общих глубинных источников родной и иноязычной поэтических культур. Противоположностью является состояние «холодной войны» между культурами, сидение на «ничейной земле» между культурами – и постепенная потеря перспективы в тумане времени.

Русская культура словесности должна быть частью мировой культуры. Я был «американцем», ещё живя в России. К сожалению, в России не понимают реальной возможности, которую Америка предоставляет эмигрантам. Это прекрасная возможность стать американцем, оставаясь самим собой (русским, евреем, индусом или китайцем). Акцентирование внимания на понятиях «кровь» и «земля» я считаю крайне опасным, ибо это путь к идейному тоталитаризму – не буду дальше развивать эту тему, и так ясно, что в итоге получается: изумительные примеры в ХХ-м веке, а теперь и в ХХ1-м! Руководство и значительная часть населения России вместо интеграции в мировое сообщество выбрала собственный национальный путь развития взамен провалившейся идеологии. Я — коренной москвич, с юных лет – поклонник Чаадаева (когда юношей читал в Ленинке).

Москва у меня в душе, мой родной город. Но и Нью-Йорк давно стал родным городом. Я об этом писал. Я чувствую себя американцем, и в меньшей степени – гражданином мира. Я таков, как я есть.

— Почему Вы отказались поддержать новый культурологический проект «НашКрым» с идеей его составителей, что Крым не принадлежит ни России, ни Украине, а «поэтам»?

Я не верю в идею нейтральности в российско-украинском конфликте. Мой отказ от участия в проекте в качестве автора и спонсора имел две основные причины.

Во-первых, идея замены понятия геополитического «геопоэтическим» не понравилась мне на уровне интуиции. Можно сколько угодно дискутировать об истории полуострова Крым и морских портов, но говорить о нейтральности в период вооруженной оккупации? Это XXI век, Европа!

Вторая причина – в предисловии инициаторы проекта Игорь Сид и Геннадий Кацов обьединяют всех авторов: — «данная антология — своего рода поэтический миротворческий манифест, попытка возвращения Крыма из пространства раздора в пространство литературы и интеллектуального диалога, из геополитики в геопоэтику». Но представлены в антологии более 120 авторов, многие из которых занимают пропутинскую и антиамериканскую позиции. Публиковаться с ними вместе под одной обложкой для меня неприемлемо. Ни я, ни мои друзья-коллеги не публикуемся в «Литературной газете», в российских журналах «Наш современник», «Москва», с недавнего времени, «Нева». Достойный, уважающий себя автор в эти издания просто не пойдёт — дурной тон.

— В одном из своих интервью Вы сказали, что высказанность мысли для свободного стиха — вещь нежелательная. Вы цените живую речь как результат сильного эмоционального порыва. Ваши стихи — поэтический портрет автора. Вам присущи тонкий лиризм, откровенность эмоций и сложная образность. Такая откровенность в творчестве под силу только сильному духом человеку…

Творческая мысль должна быть выношена, а точнее — выстрадана автором. Конечно, поэзия – это проявление Божественной ритмики, но каждый конкретный поэт — это сочетание мысли и чувств, пропущенных через душу. Если стихи настоящие – читатель ясно ощущает чувства поэта и сопереживает им. Всё определяется дарованием. В этом смысле ни на кого похожим быть нельзя. Весь вопрос в интонации, в собственном дыхании. Своя интонация – самое важное. Внутренний тон.

Мои еврейские поэмы — «Хамсин» и «Поэма Субботы» — выношены в первую очередь ощущением особой связи со Святой Землёй — своей, не чужой землёй. И потому эти поэмы лиричны и искренни, и совсем не идеологизированы:

… Там демоны-звери померкнут в ночи, и ты, утомлённый,
обнажённый, застынешь под кровом безмолвно.
В том месте, где слышен язык, словно рядом
наречье пропитано чудным и медленным ядом.

Язык, который мы слышим, не помним, но знаем,
по краю пройдя неумолчно трепещущим садом.
И звуки слышны, голоса, голоса, но буквы,
обломки согласных как будто разбросаны чадом.

— Андрей Юрьевич, когда Вы ощутили эту связь впервые? Кем Вы себя ощущаете – русским или русскоязычным евреем?

Безусловно, я еврей. Двадцать лет назад я впервые побывал в Израиле, и особую связь с Землёй Обетованной ощутил сразу. С тех пор бываю в Израиле ежегодно, встречаюсь с читателями и друзьями. Я писал о своих ощущениях в эссе «Иерусалимский синдром»: — (ц) «В Израиле есть ощущение реальности жизни и реальности, актуальности, сиюминутности древней истории. Духовная история нашей цивилизации не только связана с ландшафтом, она и является ландшафтом этой земли. Вокруг узнаваемые лица: Восточная Европа, Россия, американцы. В Цфате (древний религиозный каббалистический центр) во время ночной прогулки я увидел в освещенном окне иешивы моего юного отца над книгой, а днем на иерусалимской улице в угловом кафе сидела моя бабушка, родом из Лодзи, с приятельницами. Нью-Йорк и Израиль — Вселенная перемещенных лиц, где случаются чудеса и в толпе порой мелькнет родное лицо.»

Более десяти лет назад я начал изучать Тору под руководством значительного ученого по иудаике раввина Тростера. Моя мама – русская, отец – еврей. В Америке и я, и моя дочь прошли процедуру обращения в иудаизм (гиюра). К сожалению, не все удаётся выполнять, например, заповедь Субботы так, как я хотел бы. Я живу один, еврейскому мужчине нужен еврейский дом и еврейская жена. Впрочем, что говорить – «каждый выбирает для себя».

— Откровенный и несколько неожиданный ответ поэта–космополита, свободно пишущего на двух языках, русском и английском.

В этом смысле никаких противоречий в себе я не замечаю. Я – еврей, рождённый в России, потомственный москвич во многих поколениях, ставший полноправным гражданином Америки и всей душой любящий Израиль. Ничего необычного в этом нет — знамение наших глобальных времен. И слава Богу.

Но мы в том месте, где дарован нам
в кувшине глиняном необозримый свет.
Дохнёт покоем тихий ветер сна,
прошелестит по глянцевой листве,

по ивам вдоль ручья, по нам, по всей родне
по листьям пальм и принесёт к апрелю
весть о земле, о молоке, о дальнем дне,
когда мы выйдем наконец на волю.

— В «Иерусалимском журнале» были опубликованы не только Ваши стихи и поэмы, но и острые автобиографические эссе. Такие, как «Иерусалимский синдром», под каждым словом которого я готова подписаться. Каким Вы видите будущее Израиля?

Неожиданный вопрос. Я поэт – не политолог, не социолог …
Думаю, именно так:

Я стар и сед, я вёл вас через жизнь всю жизнь.
Свидетель мой – Всевышний. Из Египта
вас вывели Моисей и верный Аарон,
не дав допить смертельного напитка.

Теперь, когда не видно ваших лиц,
повёрнутых к Ваалу и к Астарте,
ждёт царь Моава, сонмы филистимских хищных птиц
летят на вас, и в ожиданье смерти

недвижны вы. Но старец Самуил
промолвил медленно: «Оставьте страх и боли.
Вы совершали то, что требовал Ваал.
Всевышний выведет вас снова из неволи».

Забудьте страх. Он не оставит вас,
пока Его в себе несёте через годы.
Скреплённые единою судьбой
опять вкусят и молока, и мёда.

И снова поплывёт маяк судьбы
сквозь заросли неведомой природы
вслед за кивком незримой головы
в далёкие безвременные годы.

Я верю, что Израиль будет существовать. Это прекрасная, демократическая и высокоразвитая страна. Но проблемы Израиля очень остры и серьёзны: — я не предвижу новой большой алии, которую можно было бы сравнить с «русской». Настоящая, французская, европейская значительно более скромная. Американские евреи тоже не спешат массово возвращаться в Эрец. Израиль – это сионистское государство, основанное светскими ашкеназийскими (европейскими) евреями. Я вижу основную проблему не только во враждебном мусульманском окружении, но и в демографической ситуации.

В Израиле я ощущаю себя Дома. Я не смотрю на Израиль со стороны. Если бы Израиль перестал существовать, это была бы страшная трагедия, изменившая полностью не только весь мир, но и мой личный мир тоже. Поэтому я имею право дать чёткую оценку тем деятелям российской культуры, которые проявили свою антиизраильскую настроенность. Талантливый, энциклопедически образованный писатель Дмитрий Быков рассуждает о политике Израиля, ничего в ней не понимая. Рассуждают о легитимности Израиля те, кто там никогда не бывал, и уж конечно никогда не задумывался над вопросами «чем я могу помочь Израилю?» или «в какой израильский благотворительный фонд направить пожертвования?» Эти русские интеллигенты, чаще — еврейского происхождения, могли бы понять, что их рассуждения о геополитике на Ближнем Востоке или об Израиле не представляют актуального интереса.

Среди представителей творческой, научной и бизнес-элиты Нью-Йорка действительно много сторонников Израиля. Это люди, последовательно отстаивающие право Израиля на безопасное существование и помогающие израильтянам не словом, а конкретными делами. Негативные высказывания отдельных деятелей культуры по поводу политики Израиля и целесообразности самой идеи образования еврейского государства ничем не отличаются от рассуждений пресловутых «пикейных жилетов». Моя позиция по этому поводу ясна. Для меня тут выбора нет. На эту тему ясно и четко высказались израильские писатели Алекс Тарн, Игорь Губерман и Анатолий Добрович, убедительное мнение которых Вы недавно опубликовали. Мне к их словам добавить нечего.

— Недавно Вы вновь выступали перед израильскими любителями поэзии. Ваш творческий вечер с успехом прошел в Доме поэта Ури Цви Гринберга в Иерусалиме. Удалась и совместная творческая встреча с израильским автором-исполнителем Ириной Маулер в Тель-Авиве. Каков Ваш круг общения в Израиле?

Израильский поэт Игорь Бяльский и его окружение – мощный творческий костяк «Иерусалимского журнала». Поэт Семён Гринберг. Яркий беллетрист Дина Рубина и Алекс Тарн – писатель выдающийся и совершенно недооценённый, по моему мнению. В Тель-Авиве — талантливый прозаик, заместитель главного редактора одного из старейших русскоязычных израильских журналов «22» — Михаил Юдсон. Недавно они с Ирой Маулер организовали новый литературный журнал «Артикль». И конечно, старый известный израильский журнал «Зеркало»: Ирина Врубель-Голубкина и Михаил Гробман. Именно в этом журнале много лет публиковался блестящий эссеист, прозаик Александр Гольдштейн, ныне, к сожалению, покойный. Я часто публикуюсь в Израиле, уже двадцать лет ежегодно выступаю в Иерусалиме и Тель-Авиве. В каждый свой приезд бываю у своих друзей, живущих в поселениях Иудеи и Самарии.

— Андрей Юрьевич, приближается замечательный еврейский праздник Ханука. Что бы Вы хотели пожелать самому себе?

Самому себе? Того же, о чем писал великий поэт Владимир Высоцкий в «Райских яблоках»:
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?
Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб.

Хочу, чтобы писалось и дальше. Чтобы не оставляли надёжные друзья.

И чтобы на субботнем столе в моём доме горели свечи…

Андрей Грицман. Избранное.

Псагот

Михаилу Моргенштерну

Мастерская на краю пустыни. Темнеет.
Взрывы и грохот арабской мускусной свадьбы.
Нам здесь втроем хорошо, Мише и мне.
В воздухе запахи гари, судьбы и субботы.