'Доктора Хауса сразу бы уволили': русскоязычный врач рассказал, как лечат COVID-19 в Америке - ForumDaily
The article has been automatically translated into English by Google Translate from Russian and has not been edited.
Переклад цього матеріалу українською мовою з російської було автоматично здійснено сервісом Google Translate, без подальшого редагування тексту.
Bu məqalə Google Translate servisi vasitəsi ilə avtomatik olaraq rus dilindən azərbaycan dilinə tərcümə olunmuşdur. Bundan sonra mətn redaktə edilməmişdir.

‘Доктора Хауса сразу бы уволили’: русскоязычный врач рассказал, как лечат COVID-19 в Америке

Доктор Иосиф Раскин живет в небольшом городе Альбукерке, штат Нью-Мексико, и работает терапевтом в Gerald Champion Regional Medical Center в Аламогордо, сообщает Аргументы и Факты.

Фото: Shutterstock

В ранние 80-е он начинал свою медицинскую практику в Баку, затем переехал в Набережные челны (тогда – Брежнев), потом в Израиль, оттуда в Америку, где перебирался из штата в штат.

Сейчас Иосиф Раскин живет в Нью-Мексико в Аламогордо.

Это городок с населением чуть более 30 тысяч человек на юге штата.

В больнице 40 коек, из которых 10 — реанимация.

В ноябре он выпустил книгу «Записки бродячего врача», а в своем Facebook регулярно публикует посты с историями из жизни и о работе в американском госпитале.

Раскин рассказал о пандемии, работе врача в США и их системе здравоохранения в целом.

Сотрудники госпиталя и COVID-19

Иосиф Раскин рассказал, что на сегодняшний день в штате более 650 госпитализаций с COVID-19, из которых 200 человек лежат в отделениях интенсивной терапии.

Он говорит, что это много, учитывая, что и до этого все койки там были заняты.

Болеющих коронавирусом пациентов сейчас примерно столько же, сколько и во время второй волны осенью 2020 года.

До Нью-Мексико первая волна COVID-19 добралась довольно поздно.

В штатах он появился весной 2020 года в Нью-Йорке, и все готовились.

«Я принимал участие в заседании штаба. Летом мы были уже готовы, обучили медсестер работать в реанимации, начали обучать врачей. К тому же мы закрыли больницу, то есть практически перестали делать плановые операции. И так в полной готовности мы провели месяц или два, и ничего не произошло — первая волна COVID-19 до нас просто не дошла», -вспоминает врач.

Волна пришла в Нью-Мексико в октябре прошлого года.

» И это было страшно, потому что не было никаких вакцин, рекомендаций научных сообществ и так далее. Хотя мы уже что-то знали: я и мой начмед сидели на сайтах интенсивистов тех городов, где был Covid-19. К тому моменту уже появились стероиды, пытались лечить цитокиновый шторм, сменилась тактика вентиляции легких. Все это собиралось и пересылалось между врачами в Италии, Франции и здесь. На самом деле, довольно быстро сложилось то, как мы лечим коронавирус, еще до того, как эти схемы попали в рекомендации больших сообществ»,-говорит Раскин.

Он надевал три слоя защитной одежды, шлем с поддувом.

Экипировка в его больнице была лучше, чем в большинстве больших госпиталей.

«Но все-равно было страшно и очень депрессивно»,-вспоминает он.

«Все из-за того, что присутствовало ощущение: мы пытаемся лечить пациентов, а болезнь идет своей стороной, и люди умирают, причем достаточно молодые — лет 50-60. Хотя и с лишним весом, с диабетом, но все-равно у них было еще лет 20-30 жизни. Когда я первый раз вернулся со своей недельной работы домой (я работаю вахтовым методом), жена сказала, что за те 13 лет, которые мы живем вместе, она никогда меня таким не видела. Но я всегда работал много и тяжело»,- продолжает врач.

Позднее ученые и врачи стали больше понимать, как течет коронавирус, что делать с кислородом и как вентилировать, но эффективность лечения не очень сильно изменилась с тех пор — действенность лекарств достаточно сильно ограничена.

Раскин говорит, что очень хорошо помнит, что после того, как он в январе сделал второй укол вакцины, его уровень тревожности «просто рухнул почти до нормального».

Он рассказал, что на сегодняшний день все медсестры в его госпитале или переболели, или привиты — все главные медицинские системы требуют вакцинации, ведь медицина и весь мир научились функционировать в условиях присутствия COVID-19.

И, ему кажется, что хуже уже не будет.

Как сейчас лечат от вируса

Сейчас у себя в больнице Раскин и другие врачи лечат в соответствии с рекомендациями NIH (National Institute of Health — это одна из руководящих организаций американского здравоохранения).

В больницу кладут только пациентов, требующих больше 4-5 литров кислорода, у которых есть риск-факторы развития осложнений и тех, кто уже с самого начала в плохом состоянии.

Все они получают профилактику тромбоэмболии —доктора дают им долгоиграющий гепарин, антивирусный препарат, у которого по-видимому эффективность очень небольшая, а также стероиды.

«Внутри коллектива у нас есть дискуссии, какая доза стероидов должна быть»,- говорит Раскин.

Есть врачи, которые дополнительно к этому дают витамин С, витамин Д, но основа терапии — это антикоагуляция в той или иной форме и стероиды.

Иногда пациентам дают моноклональные антитела.

Прогнозы на болезнь

Раскин говорит, что в большинстве случаев можно спрогнозировать, как будет протекать болезнь.

Сейчас уже видно, какие группы есть: большинство пациентов это те, кто пришел в госпиталь на 4-х литрах кислорода, их кладут, наблюдают день-два, и если им не становится хуже, то их выписывают на тех же 3-4 литрах.

А есть больные с факторами риска, попадающие в больницу на 40 литрах кислорода, и там докторам трудно что-то предсказать: у таких пациентов лишний вес, диабет и еще сопутствующие заболевания.

Если пациенту требуется до 10 литров — это обычный кислород, в таком случае врачи могут выписать его домой или в реабилитационное учреждение.

А все, что выше — это так называемый высокопоточный кислород, который подается через специальные приборы, и его можно давать только в больницах, но это не вентиляция легких — человек дышит сам.

Прогноз у таких пациентов гораздо лучше, чем у тех, кто оказывается на вентиляции.

Но на таком количестве кислорода пациент остается в в госпитале.

По теме: USCIS предлагает особенные условия иммигрантам, пострадавшим от недавней серии торнадо в США

На данный момент Раскин с коллегами собирается провести анализ того, что они наработали за это время.

Они хотят посмотреть, что может помочь предсказать течение болезни, потому что по непонятным причинам у очень мизерного процента из этих пациентов состояние улучшится через 3-4 дня, а у маленькой части ухудшится, и врачи должны будут их интубировать и вентилировать.

Вакцинация: за или против

Раскин говорит, что вакцина — не панацея, но по статистике за последние три месяца среди болеющих достаточно тяжело, чтобы попасть в больницу — 85% непривитых, а в блоках реанимации практически все.

Он рассказывает, что в его госпитале были единицы вакцинированных, попавших в реанимацию.

Это подтверждается данными практически по всему миру.

«Вакцинация — не панацея, но это самый эффективный метод остановить пандемию и способ персональной защиты,-говорит Раскин.- То лечение, которое у нас есть сегодня, оно на порядок менее эффективно, чем предупреждение».

О противниках вакцинации доктор сказал, что они существовали всегда.

«Некоторые люди, которые воевали против прививок кори, сами не прививаются. Пандемия вызывает экзистенциальный страх у всех нас. И моя теория, что кто-то сублимирует его в рациональные действия: носит маски, прислушивается ко всем рекомендациям, соблюдает карантины и прививается. А антиваксеры направляют его в иррациональное, у них поведение в большей степени контролируется эмоциями — они склонны к магическому мышлению, что вируса нет. Потом они говорили, что эта эпидемия — как простуда. И сегодня они борются с вакцинами»,-говорит он.

Раскин считает, что это очень сложный вопрос, и социальные психологи будут писать еще много докторских диссертаций на счет антиваксерств, плюс в России есть какие-то свои моменты, в штатах свои, но «в общем-то, это все эмоции».

Раскин рассказал, что в русском сообществе довольно быстро все разругались из-за COVID-19.

Так, его список русскоговорящих, которых он забанил по этим вопросам, уже приближается к списку его друзей.

Он рассказал, что в его штате большая часть живет в больших городах и голосуют за демократов, носят маски даже больше, чем надо, и вакцинируются.

«Но есть огромные площади — вся сельская Америка, где никто масок не носит и никто не вакцинируется, хотя там многие умирают»,- добавил он.

А что про Sputnik V?

Раскин сказал, что Sputnik V сделан сильными профессионалами по технологии, разработанной на Западе достаточно давно.

«И сейчас все больше данных появляется в пользу того, что она работает не хуже, чем основные западные вакцины. Проблема в том, что в России нет культуры медицинских исследований по мировым стандартам: первые исследования были сделаны наперекосяк. Впрочем, если Россия откроется для Pfizer и Moderna, то путешествовать будет легче, да и Западу, наверное, будет больше стимулов признать Sputnik V»,- говорит он.

Медицина в маленьких и больших городах

Американская медицина сильно регламентирована: пневмония одинаково лечится и в большом госпитале Нью-Йорка, и в учреждении на 20 коек.

«Например, в моей больнице на 40 коек есть кардиолог, который делает катетеризацию сосудов сердца 24 часа в день. И, в принципе, больной с инфарктом у нас получает точно такое же лечение, как в большом центре. Это характерно для всей сельской Америки»,- говорит Раскин.

Но некоторых служб в маленьких городках просто нет.

В его госпитале не лечат тромбоз (thrombolysis free) при остром инсульте.

Больного диагностируют, делают КТ и по видеосвязи консультируются с невропатологом, которого в его больнице тоже нет.
Затем пациента сажают на вертолет и отправляют в большой город, где его уже ждет бригада инвазивной неврологии.

Терапевт в США

Раскин говорит, что американский терапевт обучен многое лечить самостоятельно, работать в поликлинике, стационаре, в блоке интенсивной терапии и в реанимации.

Особенно такая картина характерна для американской глубинки, где больницы небольшие, и многим там занимаются терапевты.

У себя в госпитале он лечит неврологических больных, хотя в городе и есть невропатолог, с которым он может проконсультироваться, но ответ от него может прийти только через 24 часа.

Кроме этого, вместе с хирургами он занимается больными с переломами бедра и другими случаями, требующими хирургического вмешательства.

«В принципе, я могу посмотреть глазное дно на очень-очень примитивном уровне, но то, что надо терапевту, я увижу. Хотя в больших городах пациента отдельно посмотрит кардиолог, потому что у него боль в груди, инфекционист, потому что у него пневмония, и пульмонолог»,-говорит доктор.

«Есть области медицины, где положено уметь довольно-таки все, например, в семейной медицине. В хороших местах это люди, которые знают гинекологию, могут лечить детей, даже очень маленьких, принимать роды и фиксировать переломы»,- продолжает Раскин.

Есть такая область как emergency (неотложная медицина), которая была создана для того, чтобы врач в приемном отделении мог лечить все и оказать первую помощь практически всем.

«Я как-то был на ротации в одной из больниц неотложной медицины Нью-Йорка, и там врач неотложной медицины в состоянии сделать торакотомию — раскрыть грудную клетку — поступившему больному с острой травмой и начать чинить большие сосуды, пока до него бежит сосудистый хирург. То есть существуют области медицины, где универсализм является стандартом»,- говорит он.

«Что касается Доктора Хауса, то он работал в госпитале, которого не существовало. Эта клиника в фильме находилась в городе Плейнсборо, Нью-Джерси, а я жил напротив этого места, и никакого госпиталя в те времена там не было. И в общем-то он работал в каком-то достаточно фантастическом отделении», — говорит Раскин.

«Думаю, доктора Хауса выгнали бы с работы в любой американской больнице примерно через 15 минут», — считает доктор.

Доктор приходит на работу в 7 утра, когда собирается дневная смена, в которой 3 терапевта.

Приходит врач ночной смены, который передает, кого он принял и что происходило.

Как правило, в это время присутствует и хирургическая команда, с которой обсуждают общих пациентов и планы.

Это занимает 15-20 минут.

Потом он бежит в блок интенсивной терапии, пока ночные медсестры не ушли.

Если там есть что-то срочное, он успевает обсудить это с медсестрами — дневными и ночными.

После этого он начинает обход с блока интенсивной терапии, идет в обычное отделение.

В доковидные времена у него было от 6 до 12 пациентов, сейчас между 10-15.

По американским стандартам это разумная нагрузка.

Если происходит катастрофа, поступает больной в шоке, то он может заниматься ей несколько часов и никого больше не смотреть.

«Все остальные лежат смирно и ждут, пока я освобожусь. Но, как правило, к 2 часам дня я успеваю посмотреть всех, сделать выписки, переговорить с консультантами. А после остаток дня, до 7 вечера, я сижу заполняю документы по пациентам — это процесс, когда изучаешь историю болезни, лезешь в литературу. Но сейчас с ковидом мой обход может происходить до 5-6 вечера»,- говорит Раскин.

Он добавляет, что в среднем по стране терапевт, работающий в больнице, в США он называется hospitalist, зарабатывает около 220-270 тысяч долларов в год.

Общение с родственниками

Первый уровень — это когда родственники звонят в больницу и разговаривают с медсестрами.

А второй — с врачами. Но каждый врач старается говорить с родными тех пациентов, которые сами не в состоянии.

«Если у меня лежит пациент и может понять, что происходит, по телефону разговаривает со своей семьей — я не очень волнуюсь. Но если он на вентиляторе, семья 7 раз в день звонит медсестрам, то я, как правило, разговариваю с представителем семьи. А если дела совсем плохи, то даже сейчас, в условиях коронавируса, я иду в администрацию, организую встречу между семьей, которых мы приводим внутрь больницы, мной, медсестрой и иногда соцработником. Общение с родственниками — довольно большая часть моей повседневной работы»,-рассказывает Раскин.

Вам может быть интересно: главные новости Нью-Йорка, истории наших иммигрантов и полезные советы о жизни в Большом Яблоке – читайте все это на ForumDaily New York.

Для американской системы это правило. Больной должен знать, что происходит. Медсестра обязательно говорит, какие уколы она ему делает, какие таблетки дает.

«Это часть культуры медицины, которая отличается от страны к стране»,- говорит он.

Когда конец?

«Проблема в том, что это пандемия. Поэтому она в каких-то частях мира идет вверх, а где-то вниз. У нас в Нью-Мексико есть ощущение, что наступило плато, есть южные штаты, где волна прошла раньше и количество заболевших снижается. Но сейчас пришел «омикрон», про который мы пока знаем мало, но заразность у него, по-видимому, выше. В общем, мы еще не проехали»,- говорит доктор.

«Важно, что мир научился функционировать в условиях пандемии. Апокалипсис не наступил, и мое ощущение, что уже не наступит»,- подытожил он.

Читайте также на ForumDaily:

Из-за 26 нелегалов из России на границе США и Мексики произошла стрельба: подробности происшествия

В США отзывают тысячу тонн ветчины и пепперони: они заражены листерией

Смерть и долги: какие задолженности американцев ложатся на плечи их наследников

Разное В США пандемия американский терапевт русскоязычный доктор в США
Подписывайтесь на ForumDaily в Google News

Хотите больше важных и интересных новостей о жизни в США и иммиграции в Америку? — Поддержите нас донатом! А еще подписывайтесь на нашу страницу в Facebook. Выбирайте опцию «Приоритет в показе» —  и читайте нас первыми. Кроме того, не забудьте оформить подписку на наш канал в Telegram  и в Instagram— там много интересного. И присоединяйтесь к тысячам читателей ForumDaily New York — там вас ждет масса интересной и позитивной информации о жизни в мегаполисе. 



 
1065 запросов за 1,139 секунд.